Я едва ли помню себя. Кто я? Что я делаю здесь? Почему я все еще в Новом Орлеане? Почему я все еще скрываюсь в тени до боли знакомых домов? Почему я ищу того, кого давно уже нет? Как можно так цепляться за надежду? За умершую надежду. "Но ведь он бессмертен... Он же Майклсон..." - напоминает мне внутренний голос. При упоминании этой фамилии меня всегда пронзает невероятная боль. Я хочу верить, что никто из их рода никогда не бросит борьбу за что бы то ни было. За семью. За месть. За смерть врагов. За свою жизнь. Но я сама видела... Нет, я сама его убила, заманив в ловушку. Я. Его. Убила. Я помню, как испытывала невероятное удовольствие от совершения своей маленькой мести. Шаг за шагом я следовала к нашей с Люсьеном скромной цели. Хотя, нет, конечно, она была грандиозной. Легендарной. Превосходной. План был до мелочей продуманный и толкал семью первородных в объятия пропасти забвения. Они боролись с такой остервенелой яростью, что не было никаких сомнений: ни один из них не готов был сдаться. Ошибка за ошибкой они следовали проклятью, и в этом был свой шик. В этом природном коварстве того, кого они сами же и создали, они не углядели своей погибели. Никлаус не углядел своей погибели в собственном же отражении. В творении рук своих. Не доверяя, но следуя указаниям, казалось бы, достаточно преданного ему вампира, он сам себя погубил. Но в этом была своя ирония. В этот раз я была не на Его стороне. Я оказалась на стороне победителей. И это были не Майклсоны. Но от чего же я тогда чувствую себя проигравшей?
     Вскоре после того, как Люсьен осуществил свой план, я почувствовала все то, что не должна была. Боль. Это была не минутная агония в момент разрыва связи, это была полноценная ощутимая боль потери чего-то важного. Я видела однажды, как ведьмы возвращают память тем, у кого ее стерли, и думала что это невыносимо. Видя, как жертвы корчились от магического вмешательства, я никогда не желала такого испытать. Мне искренне было жаль тех, кто подвергался подобной экзекуции. И, наверно, если бы все забытое вернулось ко мне сквозь боль, то я не убивалась бы так, как сейчас. Возможно, я бы отпустила бы многое, что было спрятано во мне, вместе с той агонией, в которой билась бы. Но я просто проснулась с осознанием того, что я натворила. Озарение, можно так сказать. Так бывает, когда ты всем сердцем веришь, что поступаешь правильно, а потом - вдруг! - осознаешь свою ошибку. Это мой случай. И мое безумие, которое чуть ли не доводило меня до желания собственной смерти, оказалось реальностью. Я чувствовала отвращение к себе за то, что вижу сны о своем враге. О любви с врагом. Теперь же я чувствовала ненависть к себе. К себе. К Люсьену. К Никлаусу. К тому, что мы все вместе натворили. За то, что я позволила так легко себя обмануть. За то, что я так легко перешла на чужую сторону. За то, что Он позволил мне это. За то, что он стер мою память. Он. Стер. Все. Мои. Счастливые. Дни.
     Я была потеряна, растеряна, разбита. Первое время я не позволяла себе даже видеться с Люсьеном, заперевшись в собственной комнате его пентхауса. Я упивалась своей собственной ничтожностью. Ведь у меня было все, потому что в моей жизни был Ник, а потом я просто собственноручно избавила себя от этого. Я избавила себя от своего сердца. От своей души. "Я люблю тебя, Ник. Сегодня и навсегда. Помнишь?" - это воспоминание разрывало меня, словно осколочная мина. Стоило мне только добраться до него в своей голове, как сразу же - сиюминутная смерть. И я терзала себя. Нарочно мучила, перебирая каждой мгновение, связанное с первородным. И к тому моменту, как от меня прежней, такой живой и настоящей, осталась лишь тень, мой след давно уже простыл. И сомневаюсь, что хоть одна живая душа пыталась меня искать.

     Перешагнув стадию отрицания, что я собственноручно загубила любовь своей жизни, от которой у меня остался на память один лишь золотой браслет на запястье, я принялась за злость. Моя волчья природная вспыльчивость сыграла роль бомбы. И отнюдь она не относилась к типу "замедленного действия". Выпустив волка, что так долго сидел в клетке на привязи где-то глубоко внутри меня, я позволила ему устроить охоту. Вкупе с обретенным монстром, который учился у лучших и впитывал их стиль и умение наслаждаться чужой болью, они, наконец, сошлись в общей ярости. Сначала я без разбору просто упивалась опьяняющей ароматной человеческой кровью, заливая свою одежду, как и горе, багровыми пятнами. Точно так же, как Ник испортил мое белое платье, им же и подаренное, я портила свое природное Я, которое он так ценил. Я без разбору убивала и наслаждалась этим, потому что если бы я начала делать это с самого начала, как послушное творение своего создателя, то все могло было быть иначе. И если бы я, в конце концов, была готова к роли Королевы для своего Короля, то меня не пришлось бы так позорно отсылать прочь, стирая мою память.
     Я уехала из города, чтобы выпустить свою злость, не сдерживая себя лабиринтами зданий. Сначала мне хотелось вернуться в горы, где все началось, но это оказалось выше моих сил. Я сеяла хаос в ночи, оставляя за собой кровавые следы везде, где побываю. Сводки новостей твердили о зверях, которым нечего есть в своих лесах, отчего они начинают охотиться в городах. Власти призывали бережней относиться к окружающей природе. Некоторые даже выезжали в окрестности, выпуская домашних кроликов наружу. В других городах твердили о серийном убийце, крайне жестоком для человека и не вписывающегося во все возможные рамки морали. Но никто из них не был прав. Я была гибридом. Волком, вынужденным питаться человеческой кровью. Я скиталась в лесах, металась там от дерева к дереву в поисках жертвы, которой можно вонзить клыки в ее нежную плоть. Я была жестоким монстром, который ловил на сексуальную наживу будущие охладевшие тела, брошенные в дальнейшем, чтобы сломать однажды чью-то хрупкую психику одним своим видом. И мне было плевать.
     На днях меня осенило, что я вновь жажду мести. Себя убивать я не собираюсь, какой бы сильной не была моя любовь. Увы, мы не Ромео и Джульетта, чтобы я пала на алтарь вслед за своим любимым. Мы никогда ими не были, даже не смотря на то, что судьба всегда была против нас. Он был скорее Макбетом, но и его Леди я так же не стала. Поэтому я буду нести свою вечность в одиночестве, никогда не забывая о том, что убила своего Короля. И я встретилась с ведьмой, с которой меня однажды свел Люсьен. Она была одним из звеньев по осуществлению плана. Не сказать, что главным, но ее вклад оказался важен во всей этой истории, а мне так хотелось наказать хоть кого-нибудь, кто был виноват не меньше моего. Ведь может так я отмою кровь со своих рук? "Наивная, - твердила она мне, захлебываясь моей кровью, - ты никогда не исправишь этого". Но мне было плевать. Я обратила ее и убивала снова и снова, видя, как она то истерично смеется, то умоляет меня избавить от участи проклятой. Я убивала ее по меньшей мере сотню раз, но и это не помогало. Когда осознание того, что все это бессмысленно, настигло меня, я вырвала ее сердце и решила вернуться обратно в Новый Орлеан.
     Я сидела в баре «Руссо», рассматривая бокал с вином в своей руке. Я никогда не понимала бурбон, к которому так пристрастилось большинство вампиров. Алкоголь утихомиривает жажду, но не притупляет чувства как раньше. Быть человеком или хотя бы оборотнем было веселее: немного алкоголя - и ты уже совсем не тот, кем был ранее. Ты раскрепощенный, смелый и искренний человек, которого не волнует общественное мнение, боль или же другие гнусные переживания. Ты хочешь веселья, хочешь впечатлений. Даже если ты в самой глубокой депрессии, все, что тебе нужно, это напиться. Вино напоминало мне кровь, и я не знала, наслаждаться ли мне этой ассоциацией или ненавидеть себя за это. Такой благородный напиток стал для меня путем к самообману. Я наблюдала, как созданные мною волны разбивались о стекло, представляя, что раньше кровь так же мчалась по моим сосудам, разбиваясь о их стенки. И я так увлеклась этим зрелищем, что бокал буквально разлетелся у меня в руке на осколки.
     - Вот черт, - тихо проговорила я сама себе, скорее машинально, чем искренне испытывая досаду. Мне было плевать. Мне было плевать на весь мир, потому что постепенно я начала утопать в том же равнодушии, которое он испытывал ко мне. И я не спешила вытирать свои руки, я вообще никуда не спешила. Я отогнала официанта, попытавшегося привести в порядок стол. Прикрыв глаза, я потерла виски, размазывая по ним капли вина, словно испытывала мигрень, но это ощущение было чем-то другим. Оно не отпускало меня с того самого дня, как в моей голове стало слишком много воспоминаний, ложных и не очень. И когда ко мне вновь подошли, я тихо порычала, не открывая глаз: - Я же сказала, не надо ничего убирать.

Отредактировано Shia P. Eaves (2016-08-29 09:10:17)

     Всякий раз, когда мир решает перевернуть все с ног на голову, я чувствую,  будто меня больно бьет по голове наковальней. Знаете, как в мультиках про койота и того самого бегуна? Я словно пытаюсь догнать нечто недосягаемое и каждый раз попадаю впросак, угождая в ловушку, подстроенной этой самой жизнью. Сейчас же я чувствовала себя, словно меня уже давно придавили бетонной плитой, и я не могу пошевелиться, а все на что способна - думать, думать, думать. Думать о том,как я докатилась до такой жизни? Вспоминать то, откуда все началось. Прокручивать в голове всевозможные "если", путаясь в лабиринте собственных мечтаний. И терзать себя воспоминаниями о Нем. На самом деле он был единственным, от кого я не отказывалась. Если проследить мой жизненный путь, то я - тот еще любитель сбегать не только от проблем, но и от дорогих сердцу людей. Но он... Это ведь Он! Я никогда не переставала бороться за то, чтобы быть рядом с ним. Я понимала, что он блуждает во тьме, и мне не хотелось заставлять его менять себя. Ведь это противоречило бы всему, чему меня учил Редкинг и чему я так старалась беззаветно следовать. Я не собиралась его ломать, я мечтала, что смогу стать его проводником. Мне так хотелось стать для него фонарем/свечой/лучом во тьме. Я ведь готова была следовать за ним. А потом сама же его и загубила.
     И все это сводило меня с ума. Давило, душило, тянуло на самое дно. На дно отчаяния, ненависти, злобы, глубокой печали и скорби. Я сама лично заковала себя в эти оковы, терзая воспоминаниями и тем, что совершила. Я желала вечность вместе с Ним, так вот он и останется со мной. Моим клеймом, выжженным где-то под сердцем, которое умерло вместе с ним. Я продала душу Дьяволу, и он забрал ее с собой. У меня ничего не осталось, так, какого черта, я все еще остаюсь здесь? На месте своей же собственной могилы, под той самой бетонной плитой, что меня навеки придавила. Самое логичное ведь, бежать, бежать, не оглядываясь. Но всякий раз, когда я смотрю на свои руки, я вижу, как по ним стекает кровь. Его кровь. Безумие? Возможно. Но ведь от этого не убежать? От чувства вины не скрыться. Оно всегда будет где-то внутри меня, тихо скулить о том, что я ничтожна, раз не могу уберечь то единственное, ради чего готова была прожить сотни веков. И я теперь никогда не отделаюсь от ощущения, как капли крови будет стекать по моим рукам, прокладывая дорожку к пальцам, впитываясь под саму кожу, чтобы больше никогда не смыться.

     Я не обращаю внимания на то, что все мои размышления - лишь плод моего воображения. А кровь, которая стекает по рукам прямо под рукава легкого свитера, наряду с мерзким ощущением, заползающим ко мне в душу, на самом деле ни что иное, как вино, которое я с упорством продолжала втирать в собственные виски. Я стала настолько глуха и непробиваема ко всему внешнему миру, что совсем не обращаю внимания на детали. Я опьянена своей собственной скорбью, отчего мои инстинкты отказывались работать так, как положено. Но ведь я слышала эти шаги ни одну тысячу раз. Я вдыхала этот аромат еще чаще. Я была настолько пропитана этими воспоминаниями, что мне казалось, словно все звуки и запахи преследуют меня шаг за шагом, не желая отставать. Я убеждаю себя, что с хожу с ума, ведь этому не может быть логических объяснений. А потом я слышу Его...
     Так ток проходит сквозь все тело, обдавая тебя разрядом в двести двадцать вольт, не оставляя возможности оторвать руку от источника электричества или прийти в себя. На мою бетонную плиту падает разом целый дом, этажей так на тридцать. Я замечаю, что не дышу и не моргаю. Меня можно было принять за статую, которая была воздвигнута в честь отчаяния и боли. Боль. Вот то слово, которое описывает мое состояние. Я превратилась в огромный комок боли. На мои глаза навернулись слезы, и я продолжала убеждать себя, что схожу с ума. Но он здесь, я чувствую его, даже не поднимая взгляда. Я слышу иронию в его словах, долю разочарования и сожаления. Но я не слышу злости, и это пугает меня еще больше, чем мыль о собственном безумии.
     Я неспешно поднимаю глаза, надеясь увидеть перед собой пустое пространство, ну, или, на крайний случай, непонятливого официанта. Я вздрагиваю, машинально отодвигаясь на стуле назад, словно от опасности."Но... Если это не галлюцинации, то... Он на самом деле жив?" Мои глаза наполняются ужасом, и если бы я была все еще живым человеком, то мое лицо заметно бы потеряло цвет, словно я увидела приведение. Впрочем, так оно и было. Для меня он был приведением. Для меня он был мертв. Я опускаю руки под стол, потому что те начали предательски дрожать. Вдруг мне хотелось остановить происходящее на несколько минут, чтобы отыскать Люсьена в этом проклятом городе, чтобы потребовать от него объяснений о том, почему он мне не сказал, что они его не убили?! Но потом я вспоминаю, что сразу после "казни" я так и не виделась с Люсьеном ни разу. И пока тот упивался тем, что его план осуществился, я упивалась ненавистью к себе.
     - Ты же... - мой голос еще больший предатель, чем мои руки. И попытка сказать хоть что-то оборачивается лишь свистом, сорвавшимся с моих губ. Я делаю глубокий вдох, осознавая, что в моих легких просто не было воздуха, чтобы внятно произнести хоть слово. И пока я пытаюсь хоть как-то привести беспорядочные мысли в голове хоть в какую-нибудь логическую цепочку, Ник делает свою любимый ход. Где-то в глубине души, я понимаю, что в его голосе нет упрека или обвинений, но при такой эмоциональной встряске я не отдаю себя отчета, что там рационально, а что - нет. Я комок нервов и чувств. Взрывоопасная бомба. И это именно то, что я делаю. Я взрываюсь.
     - Ну, конечно, Великий Никлаус Майклсон никогда не жалеет о том, что он сделал, - я рычу. Я в бешенстве. Я понимаю, что на одно незаметное человеческому глазу мгновение мои глаза пожелтели, потому что мне невероятно хочется натравить на него того монстра, с которым я не справлялась в первое время после обращения. Но я сдерживаю его, не дав венам под глазами разбежаться от нахлынувшей на меня ярости. Я сжимаю кулаки, собирая в них весь контроль над безжалостным гибридом. Но слова остаются тем, что я не собираюсь сдерживать. - Никлаус Майклсон никогда не считается с чувствами других, принимая во внимание лишь то, что единственно верное решение - его. Он никогда не думает о последствиях, предполагая, что его личная выгода может искупить все издержки, что выпадают на долю других. Ведь именно так ты поступал каждый день на протяжении всей своей чертовой жизни?!
     Я вскакиваю со своего места, не обращая внимания на то, что половина присутствующих гостей в баре смотрят на нас. Да мне было плевать. Мне было плевать на них, как и несколько минут назад, когда мой мир казался одним огромным затягивающим болотом. Мне было плевать на них точно так же, как Нику - на мои чувства. Я хотела разгромить здесь все. Но вместо того, чтобы начать крушить и убивать в порыве гнева, как то любил частенько проделывать первородный, я упираюсь руками в стол, нависая над подсевшим ко мне мужчиной.
     - Ты ведь так старался, а я взяла и все испортила, - я больше не кричу, но мой голос резок, а в грудной клетке я чувствую вибрацию утробного рычания того самого зверя, который уже готовиться к прыжку. - Мы ведь так хотели соединить во мне две сущности, чтобы я не страдала. Мы ведь так хотели, чтобы я нашла себя. Мы ведь так хотели, чтобы я больше не мучилась, потеряв связь с волком, утопая в чужой крови. Мы так много всего хотели! И ты решил, что лучше вообще мне забыть про волка, стерев память не только о нем, но и о себе. Ты! Ты сам так решил! Ты просто стер из моей головы все то, что делало меня мной! Ты стер из меня всю человечность, за которую я все это время старалась держаться! Ты просто изначально сделал меня монстром! Ты знаешь, что я натворила за эти несколько месяцев после того, как ты меня прогнал?! Ты знаешь, каким монстром я была?! Бесчеловечным, безжалостным кукловодом! Прямо под стать своему создателю! Ты знаешь сколько человек умерло на моих руках?! Ты знаешь какие реки крови я проливала?! Это то, чего мы хотели?! Этого МЫ хотели?!
     Я чувствую, как под моими руками начинает трещать стол, и по его деревянной поверхности постепенно начала расползаться паутина из трещин. Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, медленно ослабляя хватку, так же медленно, как мои легкие наполнялись кислородом. Выдох. Я отпускаю всю ярость, что сидит во мне, заставляя зверя угомониться. Еще чуть-чуть и я непременно показала бы ему свои клыки, потому что не остановись я вовремя, я бы просто позволила монстру взять верх надо мной. Я отпускаю стол и сажусь на место. Скрещиваю руки на груди и вновь поднимаю свой взгляд, полный злобы и боли, к первородному.
     - Ты ведь так старался, делая меня монстром, - тон моего голоса стал еще ниже, и различить мои слова мог только он. - А потом я пришла и поставила крест не только на твоих попытках избавиться от меня, но и почти установила крест на твою могилу. И не смей говорить мне, что я все испортила. Ты даже не представляешь, к чему привели твои действия. Я ведь любила тебя... И к чему все это меня привело? К отчаянию и безумию. Я была в одном шаге от того, чтобы отказаться от чувств. Помнишь тот самый выключатель, который дан каждому вампиру? Тот самый, нажать на который может только жалкая, слабая и никчемная личность. И ты заставил меня такой себя почувствовать. Я была на самом краю... Я не могла больше выносить эту боль и вину. И ты! Ты стоишь передо мной, как прямое доказательства нашего взаимного предательства друг друга, и говоришь, что я все испортила? Нет, я тебя любила. А ты все испортил.

Отредактировано Shia P. Eaves (2016-08-30 07:19:12)

     Проклятые обиды невыносимо терзают мой разум, всячески пытаясь свести меня с ума. Как можно не обращать внимание на них, когда нестерпимая скорбь вдруг оказалась бессмысленной? Как можно игнорировать тот факт, что вся моя боль вдруг оказалась надуманной и необоснованной? Как можно было не винить себя, когда сама же поступила крайне опрометчиво и глупо, зарыв себя рядом с выдуманной мной могилой возлюбленного? Неужели мне было проще поверить в тот факт, что Ник мертв, чем в то, что он стер себя из моей жизни, пустив в вольное плаванье? Он вторгся в мою голову, подчистил за собой ненужные воспоминания и выпроводил за дверь. Я чувствовала себя словно выброшенный на берег кит, который рано или поздно умрет без желанной воды. Мне и в самом деле хотелось верить в то, что он мертв, больше, чем хотелось бы его простить? Я пытаюсь найти в своей голове ответы на все эти вопросы, но не могу, потому что знаю, что меня ждет.
     Тем временем, пока я сдерживаю себя от желания громко кричать на весь бар и рвать на себе волосы от переизбытка эмоций, Ник тоже дает волю своим. Отлично, значит, я задела его. И это именно то, чего я так боялась ранее и чего так хотела, непосредственно, в этот момент. "Покажи мне себя. Давай же," - мне хотелось добавить канистру бензина в этот вспыхнувший пожар, но он не дал мне и слова вставить. Он рычит, не сдерживая себя, как я - раньше. Он в ярости. Он в бешенстве. Разгневанный первородный пытается убедить меня, что все мои обвинения - пустой звук. Ведь он и в правду считает абсолютно нормальным врываться в чье-то личное пространство так же бесцеремонно, как воры влезают в чужие дома. Сначала они не оставляют тебе ничего, унося с собой все, что только можно, а потом врываются вновь и обвиняют в том, что ты не успел обзавестись чем-нибудь новеньким, что можно было бы вновь утащить, и разрушают все до последнего кирпичика, оставляя на этот раз одни только руины. Он был моим личным вором. Вором моего сердца и души. А потом - и самой меня, моих воспоминаний. И он искренне полагает, что имел на это полное право? И он заявляет, что я была глупа и слепа ко всему этому? Мысленно я смеюсь ему в лицо. Высмеиваю его оправдания. Радостно хохочу над тем, что он все-таки жив. И хватаюсь за живот от того, что он всегда остается верен лишь себе.
     - Вы только посмотрите на этого героя, - я встаю со своего места и обхожу стол. На моем лице застыла какая-то безумная гримаса, на которой была заметна и усмешка, и злоба. Я подхожу к первородному, заходя за его спину, и кладу свои руки ему на плечи, словно собираясь массировать. Я пользуюсь тем, что мы находились в довольно-таки темном углу, и Ник удачно сидел спиной ко всему залу. Я провожу руками по его плечам, склонившись к самому уху. - И что ты прикажешь мне делать? Упасть перед тобой на колени, моля о прощении моей глупости и наивности? - Я нажимаю на его плечи, приложив к этому немного сверхестественной силы, стараясь удержать первородного на месте. Ну или дать понять ему, чтобы он просто сидел и не двигался. - Мне ведь, простой смертной, невдомек, что задумал величайшее создание всех времен. Но, дай-ка, я тебе кое-что объясню. - Моя левая рука скользят по его груди, целенаправленно - к сердцу. - Когда кто-то вторгается в мой мир, я отдаюсь ему вся без остатка. Но это не означает, что он имеет право посягать на что-то еще, помимо того, что я ему вверила. Душу, или... - Я вонзаю пальцы в его грудную клетку, правой рукой все еще прижимая его к месту. Я понимаю, что рискую, ведь он и без того в ярости, и кроме того - сильнее меня. Но мне плевать. - сердце, например. Потому что, когда у тебя забирают больше, чем ты можешь дать, наступает мгновенная смерть.
     Я вытаскиваю руку, кладя ее на грудь Майклсона, параллельно обходя его с левой стороны и прикрывая то, что сейчас произошло сначала своей спиной, а потом и собой. Я хватаю его за ворот одежды, унося за собой и припирая к ближайшей стене, у которой мы стремительно оказываемся. Все эти действия занимают не больше секунды, но я вижу это будто в замедленной съемке. Я не отдаю себе отчета в том, что делаю, словно сошла с ума. Я упираюсь в него локтями, удерживая у стены, все еще не отрывая руку от его груди и от поспешно затягивающейся раны.
     - И ты полный идиот, если за столько лет ты так и не понял, что мне и жизнь отдать за тебя не жалко. Да хоть сотню! - Аромат его тела пьянит меня и дурманит. Прибавить сюда аромат вина и крови на моих руках, и я к тому моменту уже едва ли могу отличить одно от другого. "Господи, как же он близок... Как же я скучала..." - Но все, чего мне от тебя было необходимо - быть рядом. Помнишь, как в том сне, когда ты пришел ко мне, чтобы повторить тот день в Уитморе? Я сказала, что справлюсь со всем, что мне предстоит, если мы будем вместе. И я думаю, что это именно то, чего ты так искал, когда не мог привести меня в чувства. Твоя поддержка, которой не было, когда ты прятался за дверью, не осмеливаясь ступить за порог моей комнаты. - Я чувствую его дыхание на своей коже. - И если ты бы на секунду поверил в меня, в силу нашей любви, то... - Я зажмуриваю глаза, сглатывая подступивший в горлу кому. - Лучше бы ты меня привязал и запер в подвале, чем заставил забыть о том, как много в моем сердце любви к тебе.
     И я целую его. Целую его со всей жадностью и тоской, что томилась в моей душе все эти долгие недели. Это поцелуй боли, отчаяния и сожаления, вперемешку с привкусом соленых слез, что катятся из глаз. Я прижимаю его ближе к себе, стараясь заполнить весь свой мир ощущением его теплоты и близости. Я окунаю себя с головой в этот бездонный омут, что затянул меня давным давно. Окунаю, чтобы утонуть и... Исчезнуть. За собой я оставляю лишь шлейф из запахов, и эхом отражающееся от стен бара: "Сегодня и навсегда. Помнишь?".

     Я не помню последующие несколько часов, после этой встречи. Чувства были слишком невыносимыми в человеческом обличье. Они переполняли меня настолько, что я была готова вырубить их, чтобы больше не думать о том, сколько боли мне еще предстоит. Я бегу пока крыши высоток города не скрываются за кронами деревьев близлежащего леса. Я ломаю свои кости, стараясь вытеснить все человеческое из себя, обращаясь к волку. Я ору от боли, потому что это именно то, чего так хотелось еще в баре. Мне кажется, что еще немного и я сорву голос. Слезы начинают течь по моим щекам с большей силой, скатываясь по уже проложенным ранее дорожкам, когда я, словно не в себе, бежала подальше от злосчастной встречи. И последнее, что ускользает от меня прежде, чем я окончательно обращаюсь в волка, так это клятва, которую я ему когда-то дала. Молитва, которую я повторяла горькими ночами, сжимаясь в комок от боли потери. "Сегодня и навсегда..."
     Когда я прихожу в себя, то мне уже значительно легче дышать. Я насыщаю свои легкие кислородом, и вместе с ним в мою голову приходит осознание того, что все обиды - ничто, по сравнению с мыслью, что я никогда его больше не увижу. С мыслью, что я стала одной из основных причин его гибели. Все эти ссоры, пустые разговоры, которые ни к чему не приведут, кроме войны - все это так ничтожно перед реальной встречей со Смертью. И при том, не моей смертью, как думалось всегда по умолчанию. Я даже не стараюсь избавиться от прилипших к моему телу листьев, не бегу одеваться, не спешу спрятаться в своем маленьком уголке. На стремительной скорости и направляюсь к до боли знакомому дому, попасть в который мне не стоило ни капельки труда. Я давно уже туда приглашена. Я слышу Фрею на первом этаже, как она старается над очередным заклинанием, и все. "Как всегда, проходной двор, и пустые комнаты." Но я не зацикливаюсь и не задерживаюсь. Я попадаю прямиком в спальню Ника, ощущая, как неизменные запахи окутывают меня, настойчиво умоляя остаться здесь, ведь эти четыре стены - уютнее, чем моя маленькая съемная квартирка. Я сбрасываю с себя чувство тоски, находя дневник Никлауса и вырывая из него пустую страницу. Я слишком быстро и нервно оставляю на листе несколько слов, а после вновь сбегаю из этого дома, принесшего мне столько счастья и боли.
     "Если ты все еще помнишь, я буду ждать тебя на стадионе в 22.00.
      В."
     Наверно, если мне предстоит приходить сюда ни один вечер подряд, я буду делать это. В надежде, услышать извинения. В надежде, искупить свою вину. В надежде, найти ответы на свои вопросы. В надежде, перестать сходить с ума. В надежде, что он и на самом деле не хочет забывать. Либо для того, чтобы услышать его "Прощай" в очередной раз, но чтобы это было честно и искренне, без внушения и стирания памяти. Если он считает, что у нас нет никаких шансов, то я готова принять это. Надеюсь, что готова. Поэтому я тщательно собираюсь. Иду в душ и привожу себя в порядок, стараясь стереть все следы моего пребывания в лесу. Но даже стойкий аромат геля для душа не перебивает запах леса, который до сих пор преследует меня. Я одеваюсь и долго стою перед дверью, не решаясь ее открыть и узнать ответы на свои вопросы. Я прибываю к месту назначения пятью минутами позже, чем планировала, но не нахожу там ничего. Я делаю глубокий вдох, убеждая себя, что он, наверняка, тоже столкнулся с кем-нибудь нежелательным на своем пути, и ему просто необходимо немножко больше времени. Я меряю стадион шагами, поднимаясь вверх с одной стороны трибуны, и спускаясь - с другой. Я вся обращена в слух и внимание, все еще не теряя надежды увидеть или услышать Его.

Отредактировано Shia P. Eaves (2016-08-30 18:11:16)

     Как удивительно меняется ощущение мира, когда тебе преподносят в дар целую вечность. Я желала ее, просила, практически, умоляла. Я готова была заплатить за нее своей жизнью, если это сулило бы мне тысячи лет подле Него. Я не знала, как это осуществить, и что в итоге мы можем получить, но все те вечера, когда я молча сидела у его ног, наблюдая, как он творит/читает/думает, были для меня идеальным обещанием счастья. Смела ли я думать, что моя слепая влюбленность и искренняя вера в Короля моего же сердца заведет меня на пустой стадион в такой поздний час? Почему же единственный человек, от которого я при всем желании не могу сбежать, как ни старайся, не позволяет мне бороться? Я впервые понимаю, что мне есть за что цепляться в этой жизни, что мне есть за что рвать когтями и зубами чужую плоть, вместо того, чтобы прятаться за чужими спинами. И если мой выбор предполагает, что я должна стоять горой за того, кого люблю, потому что война всегда следует за ним - так почему я должна вновь подыскивать себе дальний угол, как говориться, "лишь бы не задело"?
     На каждый мой вдох приходятся воспоминания. И если начинать с самой первой встречи, то там уюта и покоя было больше. И чем ближе я была к финишной черте, коей стала наша встреча в баре, то тем больше горестных отрывков моей жизни приходило на ум. Неужели всему виной стала моя смерть? Ведь пока я была простым оборотнем, проблем было куда меньше. То ли по той причине, что он не так сильно меня опекал в самом начале пути, то ли и в самом деле, чем глубже становились наши чувства, тем больше боли они несли с собой. На каждый мой шаг по лестницам стадиона приходилось еще больше вопросов. И даже при всей моей обретенной вечности, я ловила секунды, которые укладывались одна за одной в один большой страх того, что он не придет.
     Я прокручиваю в своей голове наш последний разговор, разбирая его по частичкам на мельчайшие атомы. Слова, интонации, взгляды, эмоции. Я присаживаюсь на один из рядов трибуны, чтобы хотя бы постараться успокоить свою нервозность, которая нарастала с каждой минутой. Я пытаюсь найти скрытый смысл в словах, что он мне сказал, и что-то в моем мозгу в один момент щелкает. "Камилла... Аврора была почти права". Господи, какая же я идиотка... У него было столько времени, чтобы забыть меня, а я свято верила в то, что он все еще любит меня. Я стала его врагом, я почти его погубила. На что я вообще надеялась? Я хватаюсь за голову, пытаясь вытеснить эти мысли из своей головы. "Он не придет... Не придет... Не придет..." На глаза наворачиваются слезы, и я жмурюсь, чтобы не дать им упасть. Я поднимаюсь с места, запрокидывая голову вверх, к звездному небу, но не нахожу там ни блеска далеких планет, ни просвета среди темных облаков. "Прямо как в своей жизни". И я вновь принимаюсь нарезать круги по стадиону, забывая, с какой целью вообще сюда пришла.

     Стоило только отчаянию подобраться ко мне со спины, чтобы наброситься на меня и разорвать словно голодный зверь, как появляется Он. Освещенный лишь тусклыми фонарями, что окружают футбольное поля, он кажется мне красивее всех на свете. И если бы Олимпийские Боги существовали на самом деле, ему было бы отведено место среди них, и мощь Ареса бы не сравнилась - с его. Но я одергиваю себя, заставляя отвлечься от этих мыслей, от своих чувств, стараясь отстраниться и попытаться мыслить рационально. Выходит плохо, но в голове так много слов меняют себя одно за другим, чтобы сорваться с губ в ответ на его слова. К тому моменту прохладный ветер последнего февральского дня уже высушил мои намокшие от слез глаза. "Последнего февральского дня..." - эхом отдается в моей голове, словно намекая на что-то, но я отмахиваюсь от какого-то стойкого чувства, что в этом должно быть заключена какая-то магия.
     - Маленький монстр, думаешь, теперь больше подходит? - я спускаюсь к перилам, что ограждают первый зрительский ряд от поля, создавая мнимую защиту от возможных случайных травм в процессе игры. Но я все равно цепляюсь за них словно за спасательный круг, не смея переступить эту границу в страхе, что эмоции и чувства вновь возьмут надо мной верх. Я смотрю на него сверху вниз, ухмыляясь то ли своей горькой шутке, то ли тому, как же мы все-таки все это допустили?
     Я вздрагиваю от его последующих слов. Меня озаряет, мгновенно. Внутри зарождается ощущение того, что я всю жизнь была слепа и - вдруг! - прозрела. Вот, что отличает нас друг от друга. Мне, будучи ранее смертной, и даже в своей новой сущности, по сравнению с первородным, уязвимой, я меряю свою любовь в возможности умереть за того, с кем хочешь провести свою жизнь. Он же, повидавший не одно столетие, переживший, пожалуй, миллиарды врагов и еще больше людей - в возможности жить как можно дольше. Меня пронзает грусть, и усмешка сию секунду улетучивается с моего лица.
     - Но не с тобой... - заканчиваю я за него. На несколько мгновений над нами повисает тишина. За это время я делаю несколько вдохов, а сердце пропускает несколько ударов. Я тяжело вздыхаю, осознавая обреченность нашего положения, и начинаю двигаться вдоль перил к ближайшей лестнице на футбольное поле. Каждый шаг, приближающий меня к нему, впивается в мои ноги словно битое стекло, но я не могу остановиться. Меня всегда к нему тянуло. Как и в ту самую первую встречу в лесу, когда он нашел меня обнаженной, как и в тот вечер, когда он прогнал меня из своей жизни.
     - Тебе будет проще, если я буду тебя ненавидеть? - я озвучиваю свои мысли вслух, заранее зная ответ на этот вопрос. Ведь если бы все было иначе, он бы не стал так кардинально меня мою память. С каждым шагом, я, кажется, начинаю его понимать. По крайней мере пытаюсь, глядя на все через призму Его вечности. - Или это просто удачная возможность скинуть с себя лишний груз ответственности и беспокойства?
     В уме я стараюсь измерить все наши испытания хоть чем-то, но у меня лишь получается уложить их во временной промежуток длиной в четыре года. Ровно четыре года. Долгие четыре года, полные тихого счастья и невыносимой агонии. "И к чему же мы пришли..." - с горечью думается мне, пока мы, идем на встречу друг другу, сокращая расстояние между нами.
     - И что же в итоге? Будем упиваться предательствами друг друга, потому что, якобы, нет других путей? - Я останавливаюсь, когда между нами остается пара метров. Я не вынесу большей близости к нему, либо сорвусь раньше, чем узнаю ответ хотя бы на один из моих вопросов. И я прекрасно понимаю, что сейчас в моих глазах он сможет найти лишь отчаяние и печаль, потому что либо однажды мы все-таки произведем ядерный взрыв, способный уничтожить территорию побольше, чем была Хиросима, либо найдем покой в своих могилах. И далеко не факт, что они будут рядом.
     - Как ты? - Я киваю на его грудь, на которую несколькими часами ранее нагло посягнула. - Прости за одежду.
     И это все, на что я оказываюсь способна. Хотя и сама вызвала его на этот разговор. Или просто подалась секундному порыву желания его увидеть? Но сказать хочется так много, что меня буквально разрывает. "Я боялась, что ты не придешь. Ты и правда меня ненавидишь? Ты в самом деле так беспокоишься обо мне? Ты думал обо мне все это время? Вспоминал? Больше всего мне жаль, что я не могла думать о тебе. Ты разве не понимаешь, что именно ТЫ являешься тем главным стержнем, который делает меня мной. Не волк, не правдивые воспоминания, а ты и наша любовь," - я не замечаю, как последние фразы становятся тихим едва слышным шепотом, а мои глаза вновь находятся в сотой секунды от того, чтобы наполниться слезами. Я обнимаю себя, словно продрогла, опуская взгляд на ровно скошенную траву, которая так неестественно выглядит в последний зимний день, словно оно откуда-то из другого мира. И я не нахожу слов, которые, как думаю, могу произнести вслух, чтобы поведать обо всем, что меня так беспокоит, о боли и тоске, о том, как тяжело быть с ним на одной планете и понимать, что судьба не благоволит нам, то и делая, что разводя нас по разные стороны баррикад.

     Мы так много слов сегодня наговорили друг другу, что я не сразу нахожу, что ему сказать в ответ. Хотя, чего лукавить, я не нахожу ни единого слова, способное выразить все то, что твориться у меня на душе. Более того, меня не покидает чувство, что это наше очередное прощание. Буквально-таки сцена из фильма, когда двое возлюбленных не находят лучшего решения, кроме как расстаться, потому что они не видят выхода. Я ощущаю себя главной героиней и зрителем одновременно. И первой так хочется умолять о том, чтобы он перестал, дать ему пощечину, чтобы он выбросил все эти мысли из головы, захлебываться слезами. А зритель во мне в то же время всплескивает руками и орет на нас, потому что мы полные идиоты.
     Я печально улыбаюсь в ответ на его напоминание о том, что мы давно обменялись сердцами друг друга."Все должно быть не так!" - возмущается внутренний зритель, раздосадованно качая головой. Сейчас мы должны сказать о том, как сильно любим друг друга и никогда не хотим отпускать, потому что жизнь одного без другого не имеет смысла. Следующим кадром становится крупный план, где мы счастливые, вытираем друг другу слезы и, наконец, воссоединяемся в поцелуе, давая клятву никогда больше не расставаться. Финал. Занавес. Титры. Но жизнь обыкновенных людей далеко отличается о того, что им показывают на больших экранов кинотеатров, да и мы далеки от нормального понятия "человек".
     Когда Ник приближается ко мне, я машинально задерживаю дыхание и съеживаюсь, стараясь отгородить себя от еще больше боли, которую эта близость может вместе с собой принести. И я словно завороженная не могу оторвать глаз от него, впитывая каждое его движение, пусть и нарочито медленные, чтобы не спугнуть, но такие... желанные. Хочется закрыть глаза от удовольствия, когда его пальцы касаются моей кожи, но я не могу. Такая едва уловимая нежность в таком простом прикосновении кажется настолько хрупкой, что если я пошевелюсь, она исчезнет. Я не отрываю взгляда от Ника, чтобы запомнить все да самой последней доли секунды.
     Его слова доходят до меня не сразу. Даже после того, как он заканчивает свою речь, они эхом отдаются в моей голове. Я отказываюсь верить в то, что он и в самом деле вновь хочет меня прогнать. Пусть мирно, пусть без приказов, кроме того, он больше никак не сможет воздействовать на меня, используя связь создателя и творения, если не прибегнет к силе внушения. Но. Он. И. В. Самом. Деле. Хочет. Вновь. Расстаться. Я едва удерживаю себя в руках, чтобы снова не перейти ту грань, когда эмоции станут главнее, хотя это так сложно сделать, когда его рука сжимает мою руку. Я прокручиваю эти слова снова и снова, пытаясь уловить в них шутку или скрытый смысл, но его нет. Он серьезен. Но ведь я обрела его вновь всего лишь несколько часов назад, и теперь должна самолично его отпустить? "Он в своем уме?" И пока я пытаюсь разобраться в своих мыслях, он словно преподносит мне прощальный подарок. И в моей голове что-то щелкает.
     - Как отметим годовщину? - вдруг широко улыбаюсь я, беря первородного под руку и целенаправленно начинаю идти к выходу со стадиона. - Мне кажется, что еще не поздно сходить в какой-нибудь ресторан. Я знаю, что в одном из небоскребов есть ресторан на тридцатом этаже, оттуда открывается великолепный вид на город. Что может быть лучше и романтичнее?
     Я весело и увлеченно щебечу о том, как удачно он вспомнил, что именно в этот день мы впервые встретились, и как иронично сегодняшние события выпали именно на эту дату, ведь я словно впервые его встретила. Я понимаю, что Майклсон несколько ошеломлен таким моим поведением, и это меня подзадоривает еще больше на то, чтобы беззаботно нести полную чушь. И мы остаемся в десяти метрах от выхода с футбольного поля, когда я резко останавливаюсь. Он не успевает среагировать, поэтому я тяну его на себя, разворачивая его лицом к лицу со мной.
     - Этого ты хотел? Вспомнить, какой-нибудь другой вечер? Как мы проводили вечера в Мистик Фоллс? Или как ужинали в Уитморе, далекие от всех проблем? Может вспомним что-нибудь другое? Например, как тот вечер, когда я едва не умерла от твоего укуса? Или как в тот, когда мы устроили вечер смертей в ресторане? - вся радость мгновенно исчезает с моего лица, будто ее и не было вовсе. Впрочем, ее и на самом деле не было. Я хмурю брови, концентрируясь на том, что хочу сказать. - А теперь ты послушай меня, и не перебивай. - Я беру его руку - в свои две, мягко сжимаю точно так же, как это проделал он несколько минут назад. - Я и в самом деле думала, что ты мертв. План изначально был подстроен таким образом, что итогом должна была стать ваша с Элайджей смерть. И когда я убедилась, что ведьмы Стрикс сделают свое дело, и вы уже точно никуда не денетесь, я ушла. Тогда еще я была убеждена, что Люсьен завершит свое дело, и наслаждалась своей местью. И я не знаю, Фрея ли или еще кто-то вам помог, но как видишь, вы оба живы. Но наша связь разорвалась, и в этой минутной агонии, когда я чувствовала освобождение от тебя была рада. Но отчего-то все это меня вымотало, и я отправилась отдыхать, заперевшись в своей комнате. А потом я проснулась среди ночи от того, что увидела в своих снах. От правды. От того, что память ко мне вернулась, и я осознала, что натворила. И если ты думаешь, что разбитое сердце однажды стало бы моим путем к радости жизни без тебя, так позволь тебе кое-что показать.
     Я беру вторую его руку, и прикладываю его ладони к моим вискам. Я не знаю, как это кому-то влезать в голову, чтобы спроецировать необходимую картинку у него в голове, но я позволяю ему сделать это за меня, открывая ему свои воспоминания. Поочередно я показываю ему картинку, как пытаюсь справиться с болью потери, свернувшись маленьким калачиком у себя в постели. Лишь единожды я слышу стук в свою дверь. Это Люсьен, который хотел чем-то со мной поделиться, но я прогоняю его. Он раздраженно что-то говорит в ответ, но я ничего не разбираю, потому что моя голова разрывается от моих же попыток отделить ложные воспоминания от настоящих. Я буквально наполняю каждую клеточку своего тела теми переживаниями, надеясь, что он почувствует их все до единой. Я не упускаю  чувство ничтожности от того, кем я стала в результате этих метаморфоз, и что натворила, не подозревая о скрытой правде, что всегда была у меня на виду - на моем же запястье. Следом идут картинки моих зверств, попыток сбежать от чувств в облике волка. Я подвожу его к картинке, когда я просыпаюсь в огромной лужи крови, что на снегу уже давно превратилась в багровый ковер, пока я старалась справиться со всем, что обрушилось на меня. И когда я собираю алые снежинки в свои руки, мне очень хочется нажать на тот самый выключатель, потому что я начинаю тонуть, захлебываясь своим же отчаянием. И за секунду "до" я слышу его голос: "Это удел слабых и жалких!" Тогда я поднимаюсь и иду мстить. И последнее, что я ему показываю - как я вырываю сердце ведьме, которую сама же и обратила, не найдя успокоения даже после ее сотой смерти. Я отпускаю его руки, буквально шарахаясь от Ника, когда понимаю, что его больше нет в моей голове. Даже зная, что он жив, эти воспоминания никогда не станут легче. Они все так же будут тяжелым грузом, который я должна буду пронести с собой целую вечность на своих плечах.
     - И сейчас ты просишь забыть меня обо всем этом, провести с тобой еще один прекрасный последний вечер, а на утро вновь покинуть тебя? - Я упускаю из своего виду слезу, которая скатывается по моей щеке, но всеми силами продолжаю сдерживать себя от рыданий. Я понимаю, что мое упрямство может вновь его разозлить, но он считал, что нашел решение проблемы, когда на самом деле принес лишь боль этим своим решением. - Ты прав, Ник. Ты никогда не изменишься. Мир никогда не измениться. И у тебя всегда найдутся враги, которые захотят отомстить тебе за то, что ты уже сделал или сделаешь в будущем. Вечность этого не исправит. - я развожу руки в стороны и делаю еще один шаг назад. Я не могу находиться к нему так близко, потому что это невыносимо. - И пока я в одиночестве буду исполнять данные тобой мне слова, пока буду самостоятельно наслаждаться этой вечностью, мысль о том, что скоро мы вновь встретимся не будет покидать меня. Но знаешь в чем проблема? - И вот, я уже начинаю злиться. - Этот момент никогда не наступит. Одно столетие будет сменяться другим, но эта надежда так и останется надеждой. Ты никогда не сможешь сдержать это обещание, и ты это понимаешь, правда ведь? Но мне это не нужно, - я смеюсь, запрокидывая голову вверх, и повторяю свои последние слова. Нет, я выкрикиваю их небу, надеясь, что хотя бы миллиарды звезд поймут меня, если уж мой возлюбленный не может этого сделать. И я позволяю ярости затопить себя. Мгновенно я оказываюсь возле первородного, нанося удар по его груди с каждым последующим словом. - Ты обещал мне вечность, и ты дал мне ее! Но она не нужна мне, если тебя не будет рядом! И если ты хочешь, что бы меня не было рядом, то лучше убей меня. - Я останавливаюсь, в бессилии опуская руки. Мой голос становится чуть более ровным и спокойным. - Потому что я так больше не могу. Я устала бежать от всего. Я всю жизнь бежала от себя, от семьи, от родных. Я, наконец, хочу остаться и бороться. Ведь я могу, я на самом деле могу, но ты упорно продолжаешь видеть во мне то самое хрупкое создание, которое подобрал в лесу. И вот оно твое лицемерие: мать твоего ребенка, - я вздрагиваю, когда упоминаю ее, - стала не намного раньше меня гибридом, однако ей ты позволяешь вгрызаться в глотки за свою дочь. И я знаю, что ты тоже относишься к ней как-то по-особенному, ведь, как ни крути, Хоуп нуждается в матери. И казалось бы, тогда ты должен оберегать их обеих, но вот она мчится на амбразуру, чтобы спасти отца своего ребенка, а все, что ты позволяешь мне - безучастно смотреть на все происходящее, находясь как можно дальше от поля действий. И мне на самом деле понравилось быть в компании Люсьена, но только по одной причине: я не была пятым колесом, а искренне чувствовала, что ему нужна моя помощь, даже если это было лишь моей фантазией. И если ты все еще убежден, что я должна оставаться где-то далеко, исполняя твое обещание, то лучше прям сейчас скажи, что мы расстаемся. Я устала от надежд и несбыточных обещаний.

Отредактировано Shia P. Eaves (2016-09-01 19:22:21)